– Я работал везде.
– Вам нравится работа водителя эвакуатора?
Он повернулся и одарил меня таким взглядом, что я почувствовал себя полным идиотом.
– Я берусь за любую работу, которую мне предлагают.
– Работодатели не больно-то жалуют бывших солдат?
– Напротив, военных берут с большим удовольствием, только не тех, кто был уволен с лишением прав и привилегий.
– С лишением прав и привилегий?
– Н-да. И как только потенциальный работодатель видит такую запись в документах, с тобой никто не хочет связываться.
– О, – смутился я, – прошу прощения. Это не мое дело.
– Ничего страшного. Просто меня это бесит. Уволен с лишением прав и привилегий, и никаких тебе льгот и пенсий, которые положены ветеранам. Дерьмово.
– Как же так получилось? – спросил я. – Впрочем, вам, наверное, не хочется об этом говорить…
Последовала еще одна длинная пауза. Он включил поворотник, перестроился.
– Нет, почему же… – Он снова замолчал, и мне показалось, что я больше не услышу от него ни слова. Но он вдруг начал рассказывать: – Командир моего подразделения спецназа послал половину ребят на самоубийственное разведзадание в Тикрите, под Багдадом. Я сказал командиру, что с вероятностью девяносто девять на сто ребята попадут в засаду. Отгадайте, что произошло? Они попали в засаду, и их расстреляли из миномета. Среди них погиб мой приятель Джимми Донадио.
Он умолк. Смотрел прямо перед собой, сжимая руль обеими руками. Потом продолжил:
– Хороший парень, должен был скоро вернуться домой. У него остался ребенок, которого он никогда не видел. Я любил его, как брата. И потерял. Я набросился на командира – ударил головой. Сломал ему нос.
– Ну и дела, – сказал я, – черт возьми, не могу вас винить. Получается, вы попали под трибунал, или как это называется у военных?
Он пожал плечами:
– Мне повезло, что меня не отправили в тюрьму в Левенуэрте. Никто из командования даже не посчитал нужным разобраться, что именно произошло той ночью, и уж конечно они не хотели, чтобы в разбирательство был вовлечен Отдел криминальных расследований. Это, знаете ли, плохо сказывается на моральном облике солдат. И, что еще важнее, может стать источником негативного пиара. Так что все решилось очень просто – увольнение с лишением прав и привилегий.
– Дела, – сказал я еще раз. Я не был до конца уверен, что знаю, что такое Отдел криминальных расследований в армии, но счел за лучшее не спрашивать.
– Ну а вы работаете юристом или что-то вроде этого? – спросил мой собеседник.
– Менеджер по продажам.
– Где?
– В Entronics. В Фрэмингеме.
– Круто. Можете организовать мне скидку на плазменную панель?
Я заколебался:
– Я не продаю их в розницу, но, возможно, мне удастся что-нибудь придумать.
Он улыбнулся:
– Я шучу. Не могу себе позволить такую вещицу, даже по оптовой цене. Я обратил внимание на вашу бейсбольную перчатку. Классная. Такими пользуются профессиональные игроки. Выглядит совершенно новой. Только что купили?
– Да нет, ей около двух лет, – смутился я, – подарок жены.
– А-а. Играете?
– Редко. В основном за команду нашей компании. Софтбол, не бейсбол, но моя жена не понимает разницы.
По правде говоря, наша команда была сборищем дилетантов. Список наших проигрышей напоминал печально знаменитую полосу неудач команды Baltimore Orioles в сезоне 1998 года.
– А вы играете?
Он пожал плечами:
– Раньше играл.
В кабине грузовика опять повисла тишина.
– В школе? – спросил я.
– Меня звали играть в команду Detroit Tigers, но я так и не пошел к ним.
– Вы шутите.
– У меня была подача девяносто четыре – девяносто пять миль в час.
– Не может быть. Боже мой! – Я повернулся, чтобы получше рассмотреть его.
– Но в то время мои мысли были заняты другим. Вместо бейсбола я пошел в армию. Кстати, меня зовут Курт, – он снял правую ладонь с руля и крепко пожал мне руку. – Курт Семко.
– Джейсон Стэдман.
Последовала еще одна долгая пауза, и мне в голову пришла одна идея.
– Знаете, нам нужен питчер, – сказал я.
– Кому?
– Команде моей компании. У нас завтра игра, и нам бы не помешал приличный питчер. Как насчет того, чтобы завтра сыграть за нашу команду?
Снова долгая пауза. Потом он спросил:
– А разве игроки не должны работать в компании?
– Те, с кем мы играем, понятия не имеют, кто является сотрудником, а кто нет.
Курт молчал.
Через какое-то время я спросил:
– Ну так как?
Он пожал плечами:
– Даже не знаю.
Он уставился на дорогу с едва заметной улыбкой.
В тот момент моя идея казалась мне удачной.
Я люблю свою жену. Иногда просто не могу поверить, что такая утонченная, интеллигентная и, что уж там скрывать, невероятно красивая женщина вышла замуж за такого, как я. Она любит шутить, что наш брак – это моя самая удачная сделка. Я не спорю. В конце концов, мне действительно удалось ее заключить.
Когда я вошел, Кейт сидела на диване и смотрела телевизор. У нее на коленях покоилась тарелка с попкорном, рядом на журнальном столике стоял бокал белого вина. Она была одета в старенькие выцветшие спортивные шортики, которые носила еще в старших классах школы – они отлично подчеркивали ее длинные загорелые ноги. При моем появлении она вскочила с дивана и подошла, чтобы обнять меня. Я поморщился от боли, но Кейт ничего не заметила.
– Боже мой, – сказала она, – я так за тебя волновалась.
– Со мной все в порядке, я же сказал тебе. Единственное, что серьезно пострадало в аварии, – это моя гордость. Ну и водитель эвакуатора тоже решил, что я полный идиот.